Жертвы войны
(Окончание. Начало в № 22)
№ 24 от 22 июня
Мы голодаем
Письмо девушки Маруси из нашего района. «Здравствуй, моя дорогая подруга Нина, шлю я тебе привет из фашистской Германии. Дорогая подруга, письмо твое я получила и целый день сидела и плакала. Теперь, Ниночка, я напишу тебе, как я живу и работаю.
Живу я плохо, только за этих восемь недель я потеряла 3 кг веса, а это ты сама знаешь, что значит для меня. Работаю в сутки по 13 часов с 6 вечера до 7 утра. Придя с работы, поем кусочек хлебца и ложусь спать. Обедать нам не дают, вечером дадут хлебца да стакан супу.
Дорогая подруга, живи как-нибудь, но не попадай сюда. С приветом, Маруся».
№ 41 от 28 августа
Письма с фашистской каторги
Перед нами несколько писем и почтовых открыток с немецкими штемпелями. Их прислали новоржевские юноши и девушки, увезенные оккупантами на каторгу в гитлеровскую Германию. Свободные советские люди, перед которыми открывалось прекрасное будущее, стали рабами немецких помещиков и фабрикантов.
На письмах и открытках пометки немецкой цензуры, фразы старательно зачеркнуты. И все же правда, ужасная правда о гитлеровской каторге, о кошмарной жизни там советских людей проглядывает из каждой строки.
Мария Кузьмина, проживавшая в Юхновском сельсовете, пишет в письме к своей бабушке: «Живем в бараках. В каждом бараке 5 комнат. В каждой комнате по 24 девушки. Кровати у нас двухэтажные. На кроватях матрасы из бумаги, подушки набиты стружками. Зимой в комнате было очень свежо, часто замерзал чай и кусочек хлеба». Обратите внимание: чай и кусочек хлеба. Следующая фраза еще красноречивей: «Но больше ничего не замерзнет. Спим по двое, чтобы было теплее. Утром получаем несладкий чай и 5 г маргарину. В обед нам не дают ничего, а вечером картошка нечищеная счетом 5 штук и 2 ложки серой капусты. Маргарин дается, чтобы намаслить эту несчастную картошку. С таким питанием и здоровый будет чувствовать себя слабым». Мы узнаем из письма, что находящиеся в бараках ходят в деревянных башмаках и находятся под стражей.
Открытка, написанная Марией Кузьминой 1 августа 1943 г.: «Работаю ночью. Очень хочется спать. Я здесь не имею возможности кушать зелень. Для нас все запрещено». 15 августа 1943 г.: «Дорогая бабушка! Я здесь живу, но сердце мое живет на моей родине со всеми вами». Это все, что осталось от уничтоженного цензурой письма.
Феня Сергеева из того же сельсовета пишет своим родителям: «Прошу выслать мне что-либо одеть и обуть». От Петра Беспалова: «Вышлите пару белья».
Тяжела и невыносима жизнь на фашистской каторге.
№ 34 от 1 августа
Немецкие звери
Более трех лет хозяйничали фашисты в Бородинском сельсовете. Много горя они принесли жителям, особенно в то время, когда стали строить свои оборонительные сооружения. На эти работы они согнали всех жителей от 13 до 60 лет. Кроме того, немцы пригнали на строительство население Локнянского района, захваченное ими в плен при отступлении.
На работу фашисты выгоняли под конвоем, заставляли работать от зари и до зари, избивали плетками и палками тех, кто, по их мнению, работал недостаточно усердно.
Особенно бесчинствовали немцы в деревне Лысые Мухи, где они сожгли все постройки. За день до своего панического бегства они приказали населению привести своих коров. Когда это было сделано, всех приведенных коров заклеймили. Затем последовал приказ привести лошадей, запряженных в повозки. Лошадей также заклеймили. Согнав взрослое население, под конвоем отправили людей, лошадей и коров по направлению к Опочке. Плач и причитания повисли над деревней. Матери, угоняемые немцами, рвались к своим детям, которых фашисты не позволяли женщинам брать с собой. Они беспощадно избивали бедных матерей палками.
В. Павлинова.
№ 28 от 8 июля
Как 150 граждан были спасены от отправки на немецкую каторгу
Рассказ Василия Федоровича Федорова, председателя промколхоза «Лябино».
Перед войной он лишился зрения. Оставаясь в районе, оккупированном немцами, не терял уверенности в нашей окончательной победе и делал все, насколько это возможно для совершенно слепого, чтобы ускорить нашу победу над врагом.
«Немцы назначили к отправке в Германию 150 новоржевских юношей и девушек. Это была уже не первая партия людей, угоняемых на каторгу. Плакали даже те, у кого немцы никого не брали, так как все понимали, что с фашистской каторги живым назад никто не вернется.
В эти тяжелые дни и появился в деревне Лябино Николай Викентьевич Шидловский, работавший до оккупации мастером на скипидарном заводе промколхоза. За время оккупации он заходил ко мне уже второй раз. Как и раньше, он поговорил со мной, что делают немцы, какова их численность, где расположены их части, и снова исчез. Появился через несколько дней и говорит:
– Людей, назначенных к отправке в Германию, надо спасти….
– Я и сам так думаю, да не знаю, как это сделать, – отвечаю.
– У меня, – сказал Шидловский, – есть план.
Обсудили мы этот план, и Николай Викентьевич начал действовать. Приходит на следующий день, смеется и приносит две бумажки, выданные немцами. В одной написано, что Н. Шидловский является господином директором скипидарного завода, а во второй – что ему разрешается произвести набор рабочей силы в количестве 150 человек.
– Сказал, что беру в аренду завод, а они и поверили!...
Забрали мы на завод всю молодежь, назначенную к отправке, а до войны на заводе работало 40 человек. Заготовили 600 кубометров пня, а в сводке Шидловский написал три тысячи. В котлы вместо 24 кубометров закладывали 7-8. Вместо 14 кг скипидара вырабатывали 5 кг, да и то пополам с дегтем. Полностью же завод мы так и не восстановили. Сделали это сознательно.
После освобождения района выяснилось, что Н.В. Шидловский был партизаном и действовал по заданию партизан-ского штаба».
Подготовила М. Пахоменкова, заведующая Новоржевским краеведческим музеем.
