3. БЕЗ ГИННЕССА ...
Этот ефрейтор по фамилии Почепка был медбратом в медсанчасти, и призван на службу из Белоруссии после окончания медицинского училища. Говорили: чуть ли не акушерского…
На прыжках Почепка разгуливал по площадке приземления с громадной сумкой с красным крестом и с завистью глядел, как парашютисты один за другим отделяются от самолета, как раскрываются купола, как лихо – или не очень – приземляются знакомые ему ребята. Тогда он бежал туда и спрашивал: не нужна ли помощь.
Роста Почепка был примерно метр пятьдесят с беретом. Маленький, тоненький, с не сильными ручками-ножками. И весил соответственно - килограммов 40-45 вместе с тельняшкой. Прыгать ему не разрешали: купола армейских парашютов рассчитаны на куда больший вес.
Числился Почепка в роте обслуживания, а жил и кормился в санчасти. Его непосредственным командиром был лейтенант, в просторечии - летеха, начальник санчасти, с которым они общались чуть ли не на равных. Когда дело подошло к дембелю, Почепка так надоел мольбами летехе, что тот обратился к начальнику парашютно-десантной службы капитану Берсеневу.
Таких, кто Почепку не любил, я не припомню: невозможно было даже нагрубить этому милому пареньку с детской улыбкой. Может, поэтому капитан и согласился: «Ну, пусть прыгнет разок…» Служить в десанте, ходить в берете и тельняшке – и ни разу не прыгнуть?! Да дома девки засмеют!
Укладывал свой парашют Почепка вместе с нами, выполняя все этапы укладки подчеркнуто правильно, потому что понимал: судьба его, как десантника, висит на волоске мимолетной слабости Берсенева.
И вот настало утро 1 сентября 1971 года. Дети еще даже не вышли в школу, а мы уже были на аэродроме в Пскове. Погода стояла дивная: после прохладноватой ночи поднимавшееся в ясную высь солнышко быстро прогревало землю.
Прыжок намечался самый простой: без оружия и снаряжения из Ан-2. С высоты 800 метров с принудительным открытием купола. На давно привычную площадку приземления на окраине Пскова. Для Почепки это было событием, а для нас, - так, семечки. Считай, что три рубля за такой простой прыжок Родина начислит нам почти ни за что…
Хотя, конечно, было за что: это сейчас чуть ли не государства Островов Недоеденной Кости диктуют России, что и как ей делать – чаще всего нечестно и несправедливо. А тогда даже наши злейшие друзья опасались нагрубить Советскому Союзу. Не скажу, что это – из-за меня, но и из-за меня – тоже…
Я служил в первой роте, поэтому мы отпрыгались одними из первых. Угомонив радость и волнение, а затем собрав купола в сумки, улеглись на краю поля погреться на солнышке и подремать, решая сразу две задачи: и чуточку компенсировать ранний подъем, и про запас - не часто в армии удается побездельничать. Лениво наблюдали, как приземляются высыпавшие из очередного корабля парашютисты.
Вдруг - один не приземлился! Если бы не легкий ветерок, который потихонечку сносил парашютиста в сторону, могло показаться, что купол с миниатюрным человечком приклеился к небосводу. Оп-па: да это же Почепка!
Как помнится, во Пскове, на нашей площадке приземления, был небольшой бугорок, на котором стояло какое-то сооружение – то ли тригонометрический пункт, то ли вышка для наблюдения за прыжками. Не знаю, есть ли сейчас. Сейчас многое пропало…
Как всякий пуп Земли, бугор лучше прогревается Солнцем, и над ним возникает восходящий поток более теплого воздуха. В конце-концов медбрат попал в этот поток и завис в нем, а затем стал понемногу набирать высоту. Сначала забеспокоились руководители прыжков: может, парень с перепугу потерял сознание, и сейчас качается там, в небе, ожидая помощи? Но в бинокль было заметно выражение блаженства на круглой мордашке медбрата, выглядывающей из великоватого ему десантного шлема.
Тут уж закипела душа Берсенева: «Висит! А не отпрыгалась еще и половина части!..» Но посылать следующий самолет было невозможно, если на его пути парит в небе человек.
Затем заволновались остальные офицеры: в день прыжков они ухитрялись десантироваться дважды – а это небольшие, но все-таки не учтенные женой деньги. Мы же – отпрыгавший свое рядовой и сержантский состав – уже, как и обычно, проголодались. Поэтому мнение на площадке было одно: полет медбрата в псковской атмосфере несколько затянулся. Но, судя по его высоте, обед и у нас, и у парящего в выси Почепки будет нескоро…
Капитан Берсенев – обычно выдержанный – схватил мегафон, нацелил его на Почепку и закричал: «Уйди из восходящего потока! Лямку тяни!». Дело в том, что если сильно натянешь, буквально повиснув на них, любую пару лямок подвесной системы, даже одну лямку, то купол перекашивается и приобретает форму этакой хулиганской кепки. Выходящий из-под ее козырька воздух сообщает парашютисту, кроме вертикальной, еще и горизонтальную скорость. Если вытянуть вдобавок еще и несколько метров строп – можно сильно увеличить и скорость спуска. Но мы никогда так не делали. К чему это, если можно еще несколько мгновений ловить кайф?
Вот и медбрат безмятежно парил между Солнцем и тригопунктом. Понимая, что это его первый и последний в жизни парашютный прыжок – он черпал упомянутое счастье полной ложкой…
Солнце поднималось, прогревая землю, а вместе с ним поднимался и Почепка. И был уже явно выше первоначальных 800 метров. Берсенев в сердцах ткнул мегафон медицинскому летехе: «А ну-ка поговори со своим… Кто мне его подсунул, мать-мать-мать!...». Красный, как рак, медик, дежуривший на этот раз на площадке вместо Почепки, начал с ласковых уговоров: «Вовик, потяни лямочку! Лямочку!! Лямку!!! Правую!!!..».
Но тщедушный Почепка даже не пытался, и летеха отступил. Потом мегафон брали другие, но – с таким же результатом. Может, Почепка вначале и попробовал управлять парашютом, но быстро понял – не по силам. В бинокль было видно, как уютно устроившись в подвесной системе, он мирно разглядывал землю, и нас, маленьких-маленьких на ее тверди.
Прыжки пришлось приостановить. До тех пор, пока поднявшийся ветерок не отнес уже еле заметного медбрата далеко в сторону. Говорили потом, что с попутным ветром он долетел почти до Эстонии. Все это время за ним ехал автомобиль и сидевшая в кузове спецкоманда с биноклями через мегафон уговаривала его вернуться на землю.
Что ему сказали потом командир части, капитан Берсенев, командир роты обслуживания и летеха-медик – Почепка утаил…
Так что считаю, что по крайней мере один рекорд - по длительности прыжка, - все-таки не у австрийца, а нашего печорского медбрата ефрейтора Почепки. Тот ведь долго учился, готовился материально, морально и физически, а Почепка поставил свой рекорд как бы мимоходом, вернее - мимолетом. Просто потому, что такой уж вырос…
Гиннесса, как и обычно в то время в Советском Союзе, на фиксацию рекорда не пригласили. Жаль, конечно…
Хорошо хоть, что там был я…
сержант Анатолий Шиян,
командир группы спецназа
Продолжение следует