4. Махагон
А было так: в военторговский магазин завезли краску. В те времена в один магазин могли завезти тонну мелких гвоздей, а в соседний – тонну крупных. Вот и завезли считавшуюся хорошей тогда – и, кстати, довольно редкую – ГДР-овскую краску для волос. Ящик, но… одного цвета с экзотическим названием «махагон». Такого цвета в природе, видимо, не существует. Уж очень он отпугивающий: какой-то рыже-буро-красноватый. Офицерские жены купили несколько тюбиков, а остальное никому не понадобилось. Новую же краску – пока не разберут прежнюю – военторговское начальство не присылало. Вариантов, что раскупят, не было… Продавщица, к которой мы ходили за нитками, сатином для подворотничков и гуталином, шутя предлагала нам и «махагон». Хотя видела, что если у сержантов еще есть небольшая шевелюра, то курсанты рады сантиметру-другому. Однажды - не помню, как получилось, может, предложила что-то взамен, - все-таки уговорила. Мы получили деньги за прыжки – накануне десантировались дважды, причем один раз - особо сложный и хорошо по нашим меркам оплачиваемый прыжок: на лес с оружием и снаряжением. А будучи при деньгах – скинулись. В понедельник утром «Нос», вальяжно выйдя из-за угла казармы и увидев построенную для движения на плац роту, был настолько ошарашен, что даже окурок выпал: головы всех солдат и сержантов роты были одинакового ядовитого цвета «махагон». Особенно приметны были преданно таращившие голубые глаза белорусы и вологодцы: потому что над их белесыми бровями и ресницами прямо-таки вопил махагоновый чубчик. А сержанты нагло топорщили крашеные усы. К тому же – за счет сложного внутриротного обмена и безжалостной подрезки – полы у всех шинелей роты были на одной высоте от земли. А значит, на невысоких курсантах они выглядели как полупальтишки. На подготовку всего этого шоу мы потратили большую часть воскресного дня, однако, результат был потрясающим.
«Шайка шансонеток», наверное, думал Носов, угрюмо глядя на роту. «Только перьев в задницах не хватает. Хотя… мне отсюда не видно…».
– Напра-во!, - перьев не было. – Шаго-о-ом! Марш! Запе-вай!
Другие слова так и рвались у него из груди, но говорить их было некогда – вот-вот начнется ежедневный развод, а на него лучше никому не опаздывать. Увидев нас таких на плацу – от неожиданности опешил даже командир части. Но тоже промолчал… Зато остальные с трудом сдерживались: нечасто увидишь командира-брюнета впереди махагоно-волосатой роты. А шинельки какие!
Носов дал себе волю, когда вернулся из штаба батальона. Смуглый от рождения, получив «накачку», он совсем почернел и стал похож на грача. И завопил «Смирно!» с такой яростью, что затихли даже нестроевые солдатики в расположенной через дорогу швейно-сапожной мастерской. Но потом вспомнил, чему сам учил, выдержал длиннющую паузу: «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три…» и произнес негромко и внятно: «Чтобы завтра. Ничего этого. Не было…»
Думал, наверное: «Ну, нагнал я жути…». Но мы не испугались: убить-то не убьет. А гауптвахта – «гауптическая вахта», как называл ее сержант Валера Молокоедов, ради которого, кажется, она и была построена, хотя и тяжелое, но вполне посильное для русского человека испытание.
И раз уж заикнулся: Валера считал, что нас, разведчиков, специально учат ходить бесшумно и незаметно преодолевать преграды, чтобы после отбоя и до подъема, прокравшись за территорию части, можно было на несколько часов обустроить личную жизнь.
Офицеры считали по-другому, и поскольку были разведчиками покруче сержантов, Молокоедов иногда попадался. Потом несколько ночей проводил на этой самой «гауптической вахте». А ведь его «залеты» носовский послужной список тоже не украшали.
Любовь Валеры и других сержантов к печорским девушкам – а в городе и на трикотажной фабрике, кстати, попадались весьма симпатичные - действовала на «Носа», как пресловутый серп … Особенно, когда «самоходчиков» ловили, а командир части подполковник Галич, а затем и подполковник Патраков, уже сам факт поимки ставили ему в строку: «Когда уж ты их научишь? А ты, кажись, в Академию собирался?…».
Во вторник, когда старлей вывернул из-за угла, окурка во рту не было. Обсуждая потом, сошлись во мнении – проглотил, наверное, от неожиданности... Потому что «махагона» на головах личного состава, как и было приказано – не было. Но…над загорелыми физиономиями блистали белизной девяносто черепушек. И были даже не пострижены, а до блеска выбриты. А на лицах сержантов опять нахально кричали о себе белые полоски бывших усов. «Эт!… …мать!», разобрали мы краткую речь ротного.
Что ему потом сказали в штабе – не знаю. Несколько дней он глядел волком. Даже учебник не доставал – не до геометрии было.
Даже после этого случая Носов не стал нам, как отец родной и ласковый. Наоборот, наши сапоги стали даже чаще шлепать на плацу… А сам он – усерднее заглядывать в завернутый в «Красную Звезду» учебник. Зато, как к родным, к нам стала относиться продавщица военторга: ей завезли ящик новой краски, название которой не припомню. Но ею мы не воспользовались: волосы не отросли.
Поступил ли ротный в военную академию, не знаю – наши пути разошлись. Хорошо, если поступил. Потому что человеком он был, повторюсь, неплохим: без подлостей, без хитростей, без подстав. Жестким, но не помню, чтобы несправедливым.
Какую же мораль можно дистиллировать из этого случая? Может, такую: прошло много лет, но кое-что из того, чему нас учили, полезно для нас и сейчас. Пригодилось хотя бы в лесу, на рыбалке, на охоте. Например, ни один из нас, уходя, не оставит после себя мусор на месте временной стоянки. И носовская вроде бы ненужная «муштра» пригодилась. Благодаря ей никто из нас не выйдет в люди нестриженым, в нечищенной обуви, или в штанах типа «навалил - и иду». У нас и сейчас уверенная походка. Мы сохраняем следы военной выправки, превратившейся в привычную осанку. У нас крепкие мускулы и ясный взгляд уверенных в себе людей. Разве этого мало? Так что, и за строевую подготовку – спасибо.
Армия – защитница Родины, но она же - и школа для начинающих жизнь юношей, и театр одновременно. На моей срочной службе много всякого бывало. Почти все казалось важным, либо интересным. Прошло время – и многое выветрилось из-за пустячности. А вот про «Махагон» почему-то не забылось. Жаль, что память уже не та: могла и прибавить что-нибудь от себя. Ну, за это уж заранее извините.
С уважением и ностальгией, сержант Анатолий Шиян,
командир группы спецназа,
Печоры 1969-1971